Врачи дают не клятву Гиппократа, а клятву врача — слова этой клятвы прописаны в статье 71 Федерального закона №323 от 21.11.2011 «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации».
Клятва врача дается пр иполучении диплома о высшем профессиональном образовании.
Слова клятвы скорее представляют собой моральный кодекс поведения врача, и ответственность за нарушение ее — только моральная, голос своей совести, ну и параллельно — осуждение коллег, если случай из ряда вон выходящий, а также лишение какой-то части пациентов.
ПРи этом уголовная ответственность медработников предусмотрена УК РФ за такие профессиональные преступления:
ст.109 — причинение смерти по неосторожности,
ст.111, 112 — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью,
ст.120 — принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации,
ст.122 — заражение ВИЧ инфекцией,
ст.123 — незаконное производство аборта,
ст.124 — неоказание помощи больному,
ст.128 -незаконное помещение в психстационар,
ст.152 — торговля несовершеннолетними,
ст.155 — разглашение тайны усыновления,
ст.228 — незаконное изготовление, приобретение, хранение, пересылка, сбыт наркотических или прихотропных средств,
ст.229 — хищение/вымогательство наркотических или прихотропных средств,
ст.233 — незаконная выдача или подделка рецептов или других док-в, которые дают право на получение наркотических или прихотропных средств,
ст.235 — незаконное занятие частной медпрактикой или фармдеятельностью,
ст.236 — нарушение санэпидемправил,
ст.237 — сокрытие информации об обстоятельствах, которые создают угрозу для жизни и здоровья людей.
источник
Люди в белых халатах далеко не всегда несут добро и помогают больным, это известно. Но были среди них те, кто получил всемирную известность благодаря своей жестокости. Diletant.media и Андрей Позняков выбрали тех, кто преступил клятву Гиппократа.
Символом врача-убийцы стал немец Йозеф Менгеле. Он работал в нацистском концлагере Освенцим и ставил опыты на узниках. Во время Второй Мировой он лично отбирал заключённых, которые представляли для него особый интерес, — это был путь к страшнейшим пыткам. Менгеле ради изучения анатомии вскрывал живых младенцев, проводил кастрацию без анестезии, пытался сшить близнецов вместе, ампутировал и пересаживал здоровые органы, тестировал химикаты, проводил стерилизацию посредством радиоактивного облучения, практическими методами изучал выносливость испытуемых и болевые пределы, например, подвергая их ударами тока высокого напряжения.
Сам Менгеле после окончания войны не был осуждён и наказан. Он сумел бежать в Бразилию, где дожил до 67 лет. Умер 7 февраля 1979 года — утонул.
Жестокие опыты над узниками лагерей ставил японец Сиро Исии. Он был микробиологом и занимался разработками бактериологического оружия. В 1940-м Сиро возглавил соответствующее управления при штабе Квантунской армии. Под его руководством в специальном лагере близ Харбина учёные заражали людей различными микроорганизмами, провоцировали аборты, сердечные приступы, обморожения. Жертвами экспериментов становились пленные корейцы, китайцы и русские.
Испытания проводились, в том числе, над мирными жителями. В конце войны американцы арестовали Сиро Исии, но он добился освобождения от преследования в обмен на показания о разработках биологического оружия. Согласно одной из версий, он даже переехал в США и продолжил исследования уже там.
Самым продолжительным в истории медицинским экспериментом на людях называют исследования, которые проводились в американском городе Таскиги, штата Алабама, в 1932-1972 годы. Медики из Службы здравоохранения США изучали все стадии заболевания сифилисом. Объектами исследования были сотни афроамериканцев из бедных семей. Каждый третий участник был заражён уже после начала эксперимента, в числе пострадавших были члены семей испытуемых и дети, которые появлялись на свет с врождённым сифилисом.
Добиться прекращения исследований удалось лишь со скандалом. Исследователь венерических заболеваний Петр Бакстун выступил с разоблачительной статьёй в The Washington Post, которая обернулась разбирательством в Конгрессе. На фоне протестных выступлений правительственная комиссия признала эксперимент необоснованным с медицинской точки зрения. По итогам последовавшего затем судебного разбирательства власти США обязались выплатить 9 миллионов долларов оставшимся в живых участникам испытаний и членам семей пострадавших.
Печальную известность благодаря нарушению положений клятвы Гиппократа получил американский врач Джэйкоб Кеворкян. Он помогал безнадёжно больным пациентам уходить из жизни. Для проведения эвтаназии была построена специальная машина, которую её создатель называл «аппаратом милосердия» — «Мерситроном».
Машина вводила в кровь больных морфий, а затем смертельную дозу яда. Кеворкян сравнивал себя с Мартином Лютером Кингом и Махатмой Ганди, его противники называли его «Доктор Суицид». С 1990 по 1998 год «Мерситроном» воспользовались более 130 человек.
Кеворкяна осуждали его коллеги, он неоднократно представал перед судом и четыре раза был оправдан. В 1999 Кеворкяна осудили по обвинению в прямом убийстве за эвтаназию больного с синдромом БАС, Бокового амиотрофического слероза. Врача-пенсионера посадили, выпустили его за хорошее поведение в 2007-м с запретом проводить эвтаназии.
Заботой о больных объяснял нарушение клятвы Гиппократа легендарный американский доктор Уолтер Джонс. В 1840-е годы он тестировал на рабах собственный способ лечения пневмонии от брюшного тифа.
Джонс полагал, что победить недуг помогает обливание кипятком. Испытуемых заставляли полностью раздеваться и ложиться на землю, после чего на них выливали два ведра кипящей воды. Эта процедура должна была повторяться каждые несколько часов. Доктор уверял, что перерывы позволяют восстановиться кровообращению.
источник
Историческая справка:Кля́тва Гиппокра́та — общеупотребительное название клятвы, приносимой каждым, кто собирается вступать во врачебный цех, то есть стать медиком. К ней же (не будучи знакомыми с её содержанием) аппелируют больные, обычно, пытаясь мотивировать медиков оказать помощь, когда те по каким то причинам отказывают в ней (или больным кажется, что отказывают). Первоначальный вариант был написан Гиппократом в V в. до н.э. на ионийском диалекте древнегреческого языка. С тех пор текст клятвы многократно переводился на новые языки, подвергался редактированию, существенно меняющим его смысл. В частности, в один из латинских вариантов клятвы было внесено обещание «не оказывать медицинскую помощь бесплатно».
Редакция клятвы 1999: Получая высокое звание врача и приступая к профессиональной деятельности, я торжественно клянусь:
честно исполнять свой врачебный долг, посвятить свои знания и умения предупреждению и лечению заболеваний, сохранению и укреплению здоровья человека;
быть всегда готовым оказать медицинскую помощь, хранить врачебную тайну, внимательно и заботливо относиться к больному, действовать исключительно в его интересах независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств;
проявлять высочайшее уважение к жизни человека, никогда не прибегать к осуществлению эвтаназии;
хранить благодарность и уважение к своим учителям, быть требовательным и справедливым к своим ученикам, способствовать их профессиональному росту;
доброжелательно относиться к коллегам, обращаться к ним за помощью и советом, если этого требуют интересы больного, и самому никогда не отказывать коллегам в помощи и совете;
постоянно совершенствовать свое профессиональное мастерство, беречь и развивать благородные традиции медицины
— клянусь.
источник
Предлагаемая статья впервые была полностью опубликована в “Российском Медицинском Журнале” (2005 г. № 5, 6 и 2006 г .№1). под заголовком “Болезни медицинского прогресса”. В ней речь идет о чрезмерности медицинского вмешательства в жизнь современного человека, что приводит к новым болезням современности, умножающимся вопреки развитию “передовой” медицины. В работе использована основанная на фактах аргументация, объясняющая закономерность взаимосвязей болезней медицинского “прогресса”, которые базируются на возведенных в абсолют принципах аллопатической медицины.
Автор статьи – Евгений Семенович Магарилл, кандидат медицинских наук, хирург, свыше 30 лет проработавший в одной из хирургических клиник 1-го Ленинградского медицинского института им. академика И.П. Павлова. В последние годы живет в США.
На протяжении тысячелетий ведущие представители медицины пытались проникнуть в сущность болезни. А так как во все предшествовавшие времена настоящим бичем человечества были инфекционные болезни, то именно на эту форму патологии и была направлена мыслительная и практическая деятельность врачей всех времен и народов. С сожалением приходится констатировать, что несмотря на грандиозные достижения, современная медицинская наука все еще не может объяснить биологическую сущность инфекционного процесса. Скажу сразу, что однозначный ответ на этот фундаментальный вопрос биологии человека абсолютно необходим, ибо от него принципиально зависит теория и практика медицины, а следовательно, и будущее человечества.
Вот высказывание министра здравоохранения СССР, сделанное еще в 1933 году: “Стыдно признаться, но это факт: медицина до сих пор не знает, что такое болезнь”. Со времени этого признания мало что изменилось. В частности, Г. Глязер (1969) считает, что “насколько понятие “болезнь” ясно для немедика, настолько трудно дать ему научное определение или хотя бы найти единое понимание среди врачей” (цит. по В.Д. Жирнову “Проблемы предмета медицины”, 1978). Я привел эту цитату потому, что с момента ее высказывания министром Н.А. Семашко в 1933 году до подтверждения ее Г. Глязером в 1969 г. и до согласия с этой совершенно парадоксальной ситуацией В.Д. Жирнова в 1978 г. прошло 45 лет. К этим годам надо прибавить еще 25 лет, так как ответа на этот самый важный вопрос медицины до сих пор нет! Казалось бы, за эти 70 лет получены колоссальные наработки в медицинской теории, практике и техническом оснащении. А вот поди ж ты, современная супервооруженная медицина все еще не имеет однозначного ответа на вопрос о биологическом значении инфекционных болезней в жизни современного человека. Современного — потому что только в ХХ столетии, особенно во второй его половине, из-за возможности естественного отбора на уровне макроорганизма, медицина и фармация повели массированное наступление на профилактику, причину и ход инфекционной болезни. При этом, если в начальный период наступления эффективность его была достаточно высока, то после 60-70-х годов почему-то все явственнее стали проявляться отрицательные эффекты этого наступления… Именно во второй половине прошлого века в нарастающих масштабах стала накапливаться тревожная информация о нередко очень тяжелых явлениях, связанных с бесконтрольным и, как теперь становится ясным, безответственно широким использованием биологически чрезвычайно активных современных медикаментов. Конечно, применяя такие лекарства, врачи в первую очередь получают эффект, на который рассчитывают. Но ведь всем известно, что любое лекарство имеет эффекты второй, третьей и т.д. очереди. Сейчас со всей очевидностью, во все больших масштабах заявляют о себе суммарные эффекты побочных действий бесчисленных по количеству и разнообразию чрезвычайно активных лекарств, десятилетиями внедряемых во внутреннюю среду организма. Последствия такого произвола четко видны тем, кто хочет это увидеть. Они проявляются в катастрофическом снижении общего потенциала здоровья населения развитых стран. Иначе просто невозможно объяснить появление целого букета новых тяжелейших инфекционных заболеваний, нарастания числа и смертности от неинфекционных и возврат в более тяжелом виде старых инфекционных болезней. В конечном счете, я пришел к выводу, что все эти напасти связаны с избыточностью медицины и фармации в развитых странах. Избыточностью, которая не оставляет даже малейшего шанса на востребованность собственных защитных сил организма! Но на чем базируется моя тревога? Вот данные Всемирной организации здравоохранения (далее ВОЗ): с 1976 по 1996 годы, то есть всего то за 20 лет, срок ничтожный по историко-биологическим меркам, почему-то появилось 30 (?!) новых инфекционных болезней. Это очень тяжелые криптоспоридиоз, легионеллез, лихорадки Марбург и Эбола, тяжелые энтериты, вызываемые ранее мирными микробами E. сoli, бешенство коров, сальмонеллез, венесуэльская и бразильская геморрагические лихорадки, целый алфавитный набор гепатитов, в том числе вызывающих рак и цирроз печени. Хочу обратить особое внимание читателей — это по официальным данным ВОЗ в цивилизованном мире возникла совершенно нетерпимая ситуация, когда каждые два года стали возникать ТРИ (. ) новые инфекционные болезни. И этот перечень человеческих катастроф себя не исчерпал. Так, уже в наше время появились нередко смертельные передающийся комарами вирус западнонильской лихорадки, вирус атипичной пневмонии (SARS), птичий (?) грипп, свиной (?) грипп. Как отнестись к тому, что в более тяжелом варианте вернулся плохо поддающийся лечению туберкулез? Что набирает силу казалось бы побежденная малярия? Как объяснить ставшими ежегодными эпидемии гриппа? Сегодня считается,.что это результат повышенной способности вируса гриппа к мутациям. Однако за кадром остается вопрос — почему такой высокой способности к мутациям не наблюдалось раньше?
Выше говорилось об инфекционных и паразитарных болезнях. Но ведь есть еще целый перечень неинфекционных болезней. В первую очередь сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний, от которых, в основном в цивилизованных странах, ежегодно умирает 24 млн человек. Вдумайся, читатель: ведь за шесть лет Второй Мировой войны, когда круглосуточно работали изощренные машины смерти, погибло очень много — 50 млн человек. А сейчас, в спокойное в эпидемиологическом плане время, только за один год и только от сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний умирает 24 млн! Не думай, читатель, что это предел. Если в 1998 г. умирало 24 млн. в год, что составляло 48% смертей от всех болезней, то к 2020 году, по данным все той же ВОЗ, смертность от сердечно-сосудистых и онкологических болезней увеличится до 73% (!).
Далее в том же отчете ВОЗ делается казалось бы парадоксальный вывод, что “рост благосостояния (и соответственно медицинского обеспечения. — Е.М.) в развивающихся странах должны привести к снижению инфекционных заболеваний, что приведет к сокращению разрыва”. Но это значит — к росту соматических болезней! Думаю, здесь имеет смысл напомнить о накатывающемся на цивилизованные страны вале генетических болезней, число которых приближается к 4 тысячам. Даже не очень углубленный анализ приведенных выше данных ВОЗ показывает, что необходим пересмотр некоторых фундаментальных положений в теоретической и практической медицине. Дело в том, что примерно в те же сроки, то есть с конца 70-х годов и до настоящего времени, кроме перечисленных выше инфекционных и соматических болезней, появились новые поводы для очень серьезных беспокойств. Сегодня значительная часть населения, например, Америки (56 млн человек) имеет патологически избыточный вес. Ситуацию вполне можно считать катастрофической, поскольку от избыточного веса страдают 46% школьников. Последнее федеральное исследование показало, что число тучных людей с 1980 по 1994 годы выросло более, чем на 50%! А за это же время число ожиревших детей утроилось!
Еще одна напасть — аллергия, которая шагает по цивилизованным странам семимильными шагами. Серьезность проблемы, граничащая с катастрофой, совершенно однозначно вытекает из названия статьи И. Липовец “Каждый второй житель планеты через 10 лет может стать аллергиком”! (НРС, 25 июля 2002 г.). Думаю, что комментарии здесь излишни. Другая растущая проблема — в промышленно развитых странах каждая пятая семейная пара является бесплодной. Известно, что в прошлые времена бесплодие обычно “навешивалось” на женщин. Однако в цивилизованных странах было точно установлено, что значительный процент бесплодия определяется мужской половиной. Соответствующие исследования выявили, что современный мужчина вырабатывает спермы в среднем на 60% меньше, чем его предки!
Скажу откровенно, осознав грандиозость надвигающейся на цивилизованное человечество катастрофы, я сознательно сконцентрировал факты нарастания пресса новых и новейших болезней цивилизации. То, что они действительно имеют место быть, подтверждается официально существующим алогичным по своей сути термином “болезни медицинского прогресса”. Может быть, собранный воедино этот дьявольский букет болезней ужаснет общественность и заставит ее очнуться от неоправданного благодушия, внедренного в сознание цивилизованного человечества официальной медициной. Я далек от мысли, что медицина осознанно не ведает, что творит. Подтверждением тому еще один совершенно очевидный парадокс: располагая знаниями и умением и имея неограниченный доступ к самым современным лекарствам и технологиям, врачи не живут дольше своих пациентов. Для меня уже давно стало ясно, что в столь высокой скорости расползания букета болезней сегодняшнего медицинского “прогресса” основная вина лежит на избыточной медикаментозной активности современной официальной медицины. Понимаю, что эту публикацию будут читать не только медицинские работники, поэтому для лучшего усвоения считаю целесообразным предпослать дальнейшему материалу некоторые из основных положений в биологии и медицине.
Краеугольным камнем современной биологии является теория ЕСТЕСТВЕННОГО ОТБОРА Дарвина–Уоллеса. Согласно этой теории, любая популяция, от одноклеточных до человека включительно, не является абсолютно однородной, а состоит из особей, имеющих некоторые различия — ИЗМЕНЧИВОСТЬ. То же самое наблюдается и среди популяций клеток органов и тканей, составляющих каждую человеческую особь. В изменяющихся условиях внешней и внутренней среды каждый раз будут иметь преимущество те из них, которые наиболее полно соответствуют данным условиям. Именно эта разновидность популяции данного вида и будет, размножаясь, захватывать жизненное пространство, освобожденное в процессе гибели наименее приспособленных особей данного вида. В результате такого естественного отбора каждое следующее поколение оказывается более приспособленным к среде обитания — НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ. Сегодня общепризнанно, что наследственность, изменчивость и естественный отбор являются основными механизмами, обеспечивающими не только жизнестойкость, но и эволюцию жизни на земле.
Современная интерпретация теории естественного отбора особо подчеркивает, что эволюционному процессу в природе подвержены не особи (ведь каждая из них может либо выжить, либо погибнуть в условиях действия данного фактора), а популяции. Связано это с тем, что именно популяции способны интегрировать эффекты накопления адаптивных (приспособительных) признаков, составляющих ее особей. Врачи давно осознали, что медицина действительно имеет дело не с популяциями, а с особями. Многовековой опыт борьбы с разными инфекционными болезнями к тому же явился реальным стимулом, который и направил теорию и практику лечения любого инфекционного заболевания на “лежащую на поверхности” причину — микроб. Этому одностороннему подходу очень способствовали гениальные открытия Луи Пастера и Роберта Коха, которые казалось бы навечно утвердили роль микроорганизмов в ранге первопричины инфекционных болезней. Этот взгляд утвердился еще более, когда были созданы и в последние 60 лет получили широчайшее распространение биологически чрезвычайно активные антибиотики. Несомненно, использование специфических вакцин, лечебных сывороток и бескомпромиссная борьба с болезнетворными микробами, в первую очередь за счет антибиотиков, сыграли очень важную роль в сохранении жизней неисчислимого количества людей. Особенно в начальный период их использования.
Однако медицина, взявшая на вооружение клятву Гиппократа “НЕ НАВРЕДИ!”, всегда обязана помнить об “оборотной стороне медали”. А это означает, что если мы в каком-то явлении получаем реальный выигрыш, то как правило он сопровождается столь же ощутимым проигрышем. Правда, последнее (вследствие нередко значительного отставания во времени) часто требует специальных исследований для выявления связи этих факторов. В первом приближении правоту изложенного выше подтверждает то, что к каждому лекарству прилагается довольно обширный список побочных явлений.
Мне недавно выписали весьма популярный антихолестерольный препарат Zocor, где приводится целый перечень тяжелых и тяжелейших побочных эффектов:
- нервная система: нарушение функции черепно-мозговых нервов, включая парез лицевого нерва, дрожание рук, потеря памяти, нейропатии, тревожные состояния;
- реакции повышенной чувствительности: сосудистые отеки, анафилаксии, волчанка, мышечные боли, лейкопения, гемолитическая анемия, ревматические васкулиты, тромбоцитопения, эозинофилия, артриты, токсический некроз кожного покрова, мультиформная эритема;
- реакции со стороны желудочно-кишечного тракта: панкреатит, гепатит, цирроз, жировое перерождение, скоротечный некроз печени, гепатома.
Думаю, хватит, хотя есть еще побочные эффекты со стороны глаз, мышечной ткани и половой сферы.
Я привел достаточно большой перечень побочных эффектов различной степени тяжести только одного медикаментозного препарата. Но современная официальная медицина их насчитывает не одну сотню тысяч… Уверен, что появление столь объемного букета болезней в наше время и есть оборотная сторона наших “побед” на инфекционном фронте.
Генотип это совокупность всех наследственных свойств особи, передающихся по вертикали от родителей к детям.
Фенотип — меняющаяся под влиянием факторов среды совокупность признаков, формируемых на базе генотипа в процессе индивидуального развития (онтогенеза) особи
Известно, что двойной (диплоидный) набор хромосом образуется при оплодотворении за счет слияния гаплоидных (содержащих одиночные наборы — по 23 хромосомы) яйцеклетки и спермия. Такая оплодотворенная яйцеклетка (зигота) содержит полный, двойной, набор (46) хромосом. Именно эта клетка и является родоначальницей всего многообразия клеточных популяций, составляющих органы и ткани внутриутробно развивающегося плода, а затем и взрослой особи. Весь первоначальный набор хромосом зиготы передается всем другим клеткам при делении. Из этого следует, что все клетки каждого данного организма содержат идентичные наборы генетической информации. Вся очевидная несхожесть клеток разных органов и тканей (кожа, мышцы, печень, почки, мозг и др.), составляющих каждый данный организм, согласно современным представлениям генетики, есть результат функционирования только той ограниченной (1-3%) части генома, которая и определяет все свойства (фенотип) каждой клетки данной ткани. Здесь следует отметить, что для закончившего свой рост организма численность клеток органов или тканей, составляющих каждую данную популяцию, представляется достаточно стабильной. Это обеспечивается действующими в автоматическом режиме механизмами прямой и обратной связи. Клетки, исчерпавшие свой функциональный потенциал, погибают сами или уничтожаются клетками иммунной системы. Для этого система содержит естественные, т.е. существующие изначально и прошедшие естественные тренинги (индуцибельные) клетки-киллеры (убийцы). Освободившееся жизненное пространство занимают молодые и, потому легко адаптирующиеся к новым условиям выжившие клетки данной популяции. Условиям, изменение которых и послужило причиной гибели более зрелых, потерявших способность к адаптационным перестройкам клеток, именно такое обновление клеток и обеспечивает постоянное соответствие их меняющимся условиям среды. Важно подчеркнуть, что здесь речь не идет о копирующей замене одних клеток другими такими же. Появление в среде их обитания каких-либо новых факторов: болезнетворных микробов, антибиотиков, молекул химических веществ (лекарства), повышение температуры тела и др. действуют как факторы отбора клеток, не соответствующих изменившимся условиям. С другой стороны, эти же факторы отбирают клетки, фенотип которых им соответствует. Именно они и занимают место ушедших и передают свой фенотип дочерним клеткам. Если действия факторов среды повторяются, что имеет место, например, при длительном приеме медикаментов, то клетки соответствующих им фенотипов каждый раз получают преимущество и, размножаясь, все более и более захватывают жизненное пространство в данной ткани или органе. В результате накопления подобных клеток данная ткань или орган могут выполнять свои основные функции хуже, потому что в клетках “медикаментозного” фенотипа репрессированы (выключены) гены, не нужные в условиях наличия каждого данного медикамента и дерепрессированы (включены) выгодные. Последствия этого явления будут определяться функциональной активностью и компетентностью иммунной системы. В идеальном варианте иммунная система на ранних этапах выявит и ликвидирует изменившиеся клетки, что в полной мере восстановит функцию органа или ткани. При наличии же иммунодефицита, возникшая под действием медикамента (адаптированного к нему фенотипа) популяция клеток сохранит свою жизнеспособность. Клинически это будет проявляться (пропорционально количеству измененных клеток) в нарушениях функции пораженного органа или аллергическими реакциями. Сохранение измененных клеток в течение длительного времени представляет собой зачаток будущего новообразования, “ждущего” своего “звездного часа”, связанного с появлением очередного дефекта иммунной системы соответствующей специфичности.
Вот как формулирует исходные предпосылки необходимости формирования системы иммунитета акад. Р.В. Петров: “Тело большинства млекопитающих состоит из 10 12 –10 13 генетически идентичных друг другу клеток. Естественно, что каждая из них подвержена мутационному риску. Частота мутаций в природе такова, что при клеточном делении примерно одна из миллиона клеток мутирует, становится отличной от исходной. Следовательно, в организме человека в каждый данный момент должно быть около 10 млн. генетически изменившихся клеток”. Отсюда следует, что “…Многоклеточные могли возникнуть и эволюционизировать при одном обязательном условии — наличии специальной системы распознавания и элиминации (удаления. — Е.М.) соматических мутаций”. Из этого естественным образом вытекает, что “иммунологический надзор за внутренним (генетическим — Е.М.) постоянством клеточных популяций организма — это и есть основная функция иммунитета. Распознавание и уничтожение проникших извне генетически чужеродных клеток, включая микроорганизмы, является следствием данной основной функции”.
Давным-давно было подмечено, что при любых эпидемиях всегда находились люди, вовсе им не подверженные. Этот факт ставит под сомнение тезис о ключевой роли микроба в инфекционном заболевании. То, что при естественном ходе инфекционного процесса организм может не только выздороветь, но и приобрести пожизненный иммунитет к перенесенному заболеванию, также было известно с глубокой древности. В настоящее время достоверно установлено, что основная роль в этом поистине чудесном процессе принадлежит иммунной системе. Системе, которая в самом прямом смысле обеспечивает наc ПРОПУСКОМ в этот насыщенный различными микроорганизмами мир. Но коль скоро главная роль этой системы, кроме взаимодействия с привнесенной генетической информацией (микробами), заключается в иммунологически активном (я бы даже сказал агрессивном) обеспечении генетического постоянства среди клеточных популяций каждого данного организма, то отсюда следует, что и любая неинфекционная патология исходно должна быть следствием предсуществовавшего, специфического для каждой болезни дефекта иммунной системы (далее — иммунодефицита).
Именно по причине снижения функциональной активности иммунной системы и возникают условия, благоприятные для накопления специфически измененных клеток, определяющих особенности клинического проявления каждой болезни. Именно факт наличия таких клеток и является бесспорным основанием для постановки окончательного диагноза. Таким образом, предсуществовавший по тем или иным причинам иммунодефицит и является основной причиной, т.е. истинной этиологией как инфекционных, так и соматических болезней.
Однако есть принципиальные различия в механизмах, участвующих и завершающих естественный ход болезненного процесса (далее — патогенез). Речь здесь идет о двух диаметрально противоположных по своему биологическому значению и последствиям фундаментальных направлений. Одно из них это пропагандируемый в настоящей работе возврат к естественному течению инфекционного процесса, как это и было запланировано природой. Конечно, при условии благоприятного прогноза исхода заболевания. При этом в моих построениях микробу отводится роль специфического внешнего фактора, выявляющего соответствующие ему имунодефицитные и по этой причине имеющие избыточный фенотипический разброс в клеточных популяциях органа или ткани особи, подверженных воздействию данного инфекционного агента.
Наиважнейшим следствием естественного течения процесса патогенеза инфекционной болезни, в этом случае будет микробозависимая гибель клеток с измененным фенотипом. Не менее важно и то, что в ходе этого процесса иммунная система удаляет погибшие клетки и микроорганизмы. Наряду с тем, что происходящее является специфическим тренингом для клеток иммунной системы, удаление клеток с измененным фенотипом является гарантией пожизненного иммунитета, так как из организма изъяты клетки-мишени микроба, способного вызвать данную инфекционную болезнь. То есть, если использовать современную терминологию, здесь речь идет о естественным образом протекающем генно-инженерном процессе, устраняющем предсуществовавший иммунодефицит данной специфичности. Это и есть ответ на вопрос, что такое инфекционная болезнь, так как представленные выше фундаментальные последствия и являются концентрированной сущностью биологического значения инфекционной болезни.
Другая проблема вытекает из особенностей патогенеза соматических болезней, например, атеросклероза, рака и др., главным отличием которых будет:
- не только отсутствие формирования действенного иммунитета, но и угнетение иммунной системы, что и определяет фатальную прогрессию, например, рака;
- то, что соматические болезни, в отличие от инфекционных, как правило, самостоятельно не излечиваются. Быстрее или медленнее, но они обязательно прогрессируют до конца;
- отсутствие радикального эффекта от медикаментозной терапии. Обычно соматические болезни изначально приобретают хроническое течение с более или менее длительными ремиссиями.
В современных условиях с сожалением приходится констатировать, что именно многочисленные проявления атеросклероза, онкологические, аллегические и многие другие соматические болезни проявляют себя в качестве ведущих факторов отбора, регулирующих численность цивилизованного человечества. Очень важный момент! Если учесть, что прогрессивное разрастание большинства соматических болезней современная медицина связывает с наследственностью, то ускоренное движение цивилизованного человечества в этом направлении требует четкого осознания и объяснения.
Это поразительно, но современная официальная медицина практически все свои действия осуществляет, базируясь на лимфоидном подотделе иммунной системы. Конечно, медицина знает о существовании конституционального и фагоцитарного иммунитетов, но в своих действиях она на эти разновидности иммунитета мало ориентируется и воспринимает их как данность, пришедшую к нам из очень далекого прошлого. Между тем, еще около 20 лет назад, С.Н. Румянцев (1983, 1984, 1985), П.Н. Бургасов (1985), подробно изложили принципы работы существующих трех видов сопротивляемости чужой и изменившейся собственной генетической информации:
- у простейших и растений действует наследственный, конституциональный иммунитет. Здесь господствует естественный отбор. Все, существующие сегодня разновидности популяций микроорганизмов и растений, это выжившие потомки из наиболее приспособленных их предков;
- у беспозвоночных, кроме конституционального, имеется также система фагоцитарного иммунитета, клетки которой, фагоциты, поглощают и переваривают все чужеродное, попавшее в такой организм;
- в подкласс позвоночных, плацентарных, млекопитающих, кроме целого ряда представителей животного мира, входят приматы, к которым относятся лемуры, обезьяны и человек. Очень важно, что только в этом подклассе подтвержденная всем ходом жизни конституциональная и фагоцитарная неуязвимость подкрепляется еще и персонально нарабатываемым в процессе взаимодействия с микробной составляющей внешней среды адаптивным иммунитетом, формирующим третью линию неуязвимости — лимфоидный иммунитет.
Казалось бы, человек, как и все другие существа одного с ним подкласса, располагающий столь мощным арсеналом защитных средств, должен быть совершенно спокоен за свое здоровье. Но, к великому сожалению,есть опасность, что эти, имеющие твёрдую базу биологические предпосылки, могут быть сорванными. Связано это с тем, что в отличие от других представителей жизни, homo sapiens развитых странах в значительной степени экранирован от едва ли не всех факторов среды. А от факторов микробного мира защищен бесчисленными медикаментозными препаратами официальной медицины. Как отмечал акад. О.В. Бароян (1986), “Один из выдающихся микробиологов мира Гастон Рамон, автор вакцины против дифтерийного токсина, считал, что все болезнетворные микробы не могут “иметь намерения” убивать организм хозяина, так как для них самих это означает гибель. Даже самые неистово злые микробы ищут и убивают неполноценные (с измененным фенотипом. — Е.М.) клетки хозяина, организм же их в целом не интересует. Разумеется, если таких клеток оказывается слишком много, то заодно бывает убит и хозяин”. Но это, как правило, бывает печальным исключением.
Из сказанного следует, что все из естественным образом переболевших больных, после полного выздоровления не просто восстанавливают свое здоровье. Они в прямом смысле получают новое здоровье! С одной стороны, такой организм в ходе взаимоотношений с каждым данным микробом нарабатывает лимфоидный иммунитет. А с другой — происходит микробное уничтожение и фагоцитарное изъятие мертвых клеток с измененным фенотипом. Очень важный момент: ликвидация клеток, с которыми могут взаимодействовать микробы данной специфичности, делает данную ткань или орган недоступными для них. Фактически здесь речь идет о наработанном варианте конституционального иммунитета. Именно эти феномены и обеспечивают пожизненный иммунитет тем из них, кто, в свое время естественным образом переболел эпидемическими болезнями.
Еще один момент, на который я обращаю особое внимание читателя: эти фундаментальные перестройки, поистине дарующие переболевшему организму расширенный вариант будущего здоровья, прямо обязаны проникшему в организм микробу.
Далеко не всегда оправданное, часто бесконтрольное применение биологически чрезвычайно активных антибиотиков, даже там, где не просматривается угроза организму, чревато многими тяжелейшими последствиями:
- из-за появления и накопления клеток с измененным фенотипом (что и явилось первопричиной развития инфекционной болезни) в значительной степени отменяется конституциональный иммунитет;
- медикаментозное уничтожение возбудителя инфекционной болезни фактически оставляет невостребованной противоинфекционную деятельность запланированного природой индуцибельного (инфекционным началом) лимфоидного иммунитета;
- из-за отсутствия тренинга для фагоцитов (измененные клетки, будучи экранированными от микробов антибиотиками, сохраняют свою жизнеспособность), резко затрудняется работа фагоцитарного иммунитета.
Одним из механизмов развития инфекционной болезни (патогенез) следует признать формирование той или иной степени выраженности очага воспаления. По современным представлениям воспаление является защитно-приспособительным процессом, в ходе которого в его эпицентре (где формируется гной) уничтожается чужеродная и изменившаяся собственная генетическая информация. Воспалительный процесс (конечно, если проявления его не чрезмерны) оказывает также выраженное стимулирующее действие на все виды иммунитета и общую сопротивляемость организма. Использование антибиотиков, даже когда ход болезненного процесса не внушает особой тревоги, сохраняет иную генетическую информацию, что, кроме хронизации болезни, не исключает некоторую подвижку в сторону новообразования.
Увы, осложнения, в том числе и со смертельным исходом, могут возникать не только при разных болезнях, но и при таких абсолютно физиологических состояниях, как беременность и роды. Ну, у кого повернётся язык назвать эти состояния патологией? Однако, в одном из бюллетеней ВОЗ за 1992 г. было отмечено, что в мире “при родах и от кровотечений во время беременности каждую минуту умирает одна женщина”. Это же более полумиллиона (!) смертей в год, подавляющее большинство которых, несомненно, можно было предотвратить надлежащим медицинским обеспечением. Означает ли эта мрачная статистика, что беременность надо лечить? Сама постановка такого вопроса может вызвать лишь недоумение. Дело знаний и опыта врача как раз и заключается в том, чтобы наблюдая за ходом этих физиологических в своей основе состояний, суметь выявить угрожающие симптомы и своевременно принять надлежащие меры, в том числе и рекомендуемые официальной медициной. Но и в этом случае использование медикаментов должно иметь строгие обоснования, так как применение их чревато тяжелейшими побочными эффектами в виде извращения хода новообразования тканей развивающегося плода. Известно, что применение в Германии легкого снотворного лекарства талидомида в свое время привело к рождению детей с различными дефектами и уродствами из-за направляемого медикаментом хода “естественного” отбора в клеточных популяциях плода.
Основатель гомеопатии Самуил Ганеман (1775—1843) сформулировал принципы медикаментозного лечения болезней, используя микродозы лекарств, способные в больших дозах вызывать в организме здорового человека эффекты, близкие к проявлениям данной болезни. Девиз гомеопатов — “Подобное лечится сверхмалыми дозами подобного”. Например, устойчиво повышенную температуру неясной этиологии гомеопаты лечат микродозами жароповышающих лекарств. А умеренное повышение артериального давления микродозами медикаментов, повышающих давление крови. Сущность предложения С. Ганемана следует из уверенности гомеопатов, что организм сумеет нейтрализовать отрицательное воздействие наработкой механизмов, ликвидирующих его. Внесение сверхмалых доз, незначительно усиливающих отрицательный эффект болезненного воздействия, не утяжеляет его (доза очень мала), а дает дополнительный сигнал организму для “принятия соответствующих мер”, т.е. происходит дополнительная стимуляция адаптивных механизмов больного организма. Если иметь в виду исторический период создания этого направления и принять во внимание низкие уровни теоретического и материального его обеспечения, то можно понять, почему значительных высот гомеопатия тогда достичь не смогла. Поэтому неудивительно, что в те времена гомеопатия оказалась неконкурентноспособной по отношению к диаметрально противоположному принципу терапии, названному Ганеманом же аллопатическим. На знамени аллопатов написано: “Противоположное лечится действенными дозами противоположного”. Если использовать приведенные выше примеры, то повышенную температуру аллопаты снижают действенными дозами жаропонижающих лекарств, а повышенное артериальное давление — гипотензивными.
То есть аллопаты замещают уже существовавшие механизмы адаптации привносимыми извне лекарствами. Лечебные воздействия, основанные на аллопатических принципах, являются фундаментальной доктриной современной официальной медицины. Следует признать, что аллопатический подход к лечебному процессу психологически воспринимается легко и не требует особенно сложных теоретических построений. Этого нельзя сказать о гомеопатической доктрине, которая без достаточного теоретического обеспечения представляется совершенно надуманной.
Далеко не последнюю роль в исходе противоборства этих двух направлений в пользу аллопатов сыграл факт начального использования этих принципов в условиях очень высокого исходного фона компетентности иммунной системы человечества того периода. Предельно высокий уровень ее активности, с которым начинали свои манипуляции аллопаты, был получен человечеством того периода по наследству благодаря тысячелетиями самостоятельно нарабатывавшимся защитным механизмам жизнестойкости в ходе естественного течения инфекционных болезней. Именно поэтому применение лекарств, хоть частично бравших на себя функции иммунной системы, очень быстро давало положительный эффект. Такой очевидный и достаточно быстрый эффект, прямо вытекающий из принципа аллопатии, и абсолютная уверенность в своей правоте позволили апологетам аллопатии проигнорировать возможности, исходно заложенные в адаптивных и репаративных механизмах любой живой системы. Все это объясняет категорический отказ от принципов гомеопатии. К сожалению, победитель, как это нередко случается в подобных ситуациях, “вместе с водой выплеснул и ребенка”.
Общеизвестно, что длительное снятие нагрузки приводит к деградации любой физиологической системы. По моим представлениям, именно поэтому медикаментозная подмена физиологических функций иммунной системы несет реальную угрозу ее инволюции.
Вот конкретный и очевидный пример: известно, что наши наиболее ранние прародители смогли выжить в холодное время года потому, что обладали сплошным густым волосяным покровом. Несколько позже, какой-то умник из наших “пра-пра” догадался накинуть на себя шкуру убитого медведя. Кончилось это тем, что у современного человека в подтверждение былой роскоши сохранились жалкие остатки в виде пушкового волоса, не несущего никакой функциональной нагрузки.
Другой пример преподнесла нам космонавтика — невесомость в космическом корабле сделала ненужным наличие скелета. И как следствие этой ненужности было выявлено, что уже в ранние сроки из скелета космонавтов стали активно вымываться соли кальция, с последующим удалением их через почки. Анализ этой ситуации показал, что космический полет в течение трех лет (к Марсу и обратно) без имитаторов гравитации приведет к утончению, например, бедренной кости (самой крупной кости скелета) до толщины макаронины! Естественно, она не выдержит веса тела космонавта по его возвращении на Землю.
Важность и жизненная необходимость естественной антигенной (микробной) стимуляции организма в процессе его жизнедеятельности следует из ее органообразующего (морфообразующего) влияния на лимфоидный подотдел иммунной системы. То, что это действительно так, прямо подтверждается экспериментами на гнотобионтах. Это специально выведенная экспериментальная разновидность животных (мыши, собаки и др.), которых в течение многих поколений выращивают в абсолютно стерильных условиях. У таких животных нигде не выявляется какая-либо микрофлора.
Основные выводы, вытекающие из наблюдений над гнотобионтами, сводятся к следующим интересующим нас пунктам (О.В. Чахава, 1972, 1982):
- у гнотобионтов из-за отсутствия микробного раздражителя резко нарушаются процессы формирования индуцибельного лимфоидного подотдела иммунной системы. У них отсутствует нормальная реакция на инфекционные агенты. Они ведут себя как организмы с врожденным генерализованным иммунодефицитом;
- выведение таких животных из стерильных боксов в обычные для всего живого условия, как правило, приводит их всех к гибели от инфекционных заболеваний в ближайшие 7-10 дней. Хочу особо отметить, что гибнут они от обычного микробного окружения среды, в котором миллионы лет благоденствует весь животный мир.
В 1978 году ВОЗ объявила о ликвидации натуральной оспы на всем земном шаре, в связи с чем было прекращено оспопрививание. Как могло случиться, что такая страшная болезнь, уносившая миллионы жизней, ушла в небытие? Ведь человеческая популяция во все времена содержала большой процент иммунодефицитных по оспе особей, что абсолютно необходимо для формирования эпидемического процесса. Сегодня это не секрет: повсеместная прививка оспенной вакциной через малую болезнь оспой устранила предсуществовавший иммунодефицит данной специфичности. Как следует из изложенного, ликвидация такой грозной болезни, как оспа, была осуществлена поголовным заражением человечества ослабленным вирусом оспы, т.е. на основе принципов гомеопатии, а не лекарствами. В результате, именно вирус оспы явился единственной причиной ликвидации предсуществовавшего иммунодефицита лимфоидного подотдела иммунной системы данной специфичности в масштабах всей ПЛАНЕТЫ!
Некоторые сведения о холере. “В 1905 году на карантинной станции Эль-Тор в Индонезии был выделен холероподобный вибрион. Легкость вызываемых им заболеваний дала повод Генеральной Ассамблее ВОЗ в 1958 г. отметить, что вызываемые вибрионом Эль-Тор заболевания, рассматриваются как нехолерные, в связи с чем они не включаются в число карантинных инфекций” (О.В. Бароян, 1983, выделение везде мое. — Е.М.). Кончилось это седьмой пандемией холеры, вызванной холероподобным (!?) вибрионом Эль-Тор в семидесятых годах ХХ века.
Чем еще, кроме ослабления иммунной системы, функция которой с 40–х по 70–е годы была в значительной степени подменена набиравшими силу антибиотиками, можно объяснить тот провальный факт, что холероподобный (!) вибрион, который еще в 1958 г. ВОЗ признала как нехолерный, через полтора десятка лет оказался в состоянии вызвать пандемию холеры!? Современная аллопатическая медицина предпочитает заниматься лечебным процессом, не вникая в истинные причины бесчисленных “откуда” и “почему”.
По-видимому, сейчас самое время дать развернутую трактовку моего отношения к естественному отбору в свете изложенного выше. Как врач, более тридцати лет проработавший в условиях хирургической клиники, я знаю истинную цену врачебным заблуждениям и ошибкам, тем более, что за них расплачиваются больные. Именно поэтому я голосую за принципы аллопатической медицины и безоговорочно поддерживаю их, когда речь идет об угрозе жизни человека, что на биологическом языке называется естественным отбором на уровне особи в человеческой популяции. В то же время я категорически возражаю против принципов заместительной терапии (аллопатии) при благоприятном прогнозе исхода болезнени. В подобных клинических наблюдениях я полностью полагаюсь на подкрепленное всей историей жизни благотворное влияние естественного отбора в пределах клеточных популяций органа или ткани-мишени инфекционного агента каждого данного больного организма.
В соответствии с представленными в настоящей работе положениями, я усматриваю в естественном отборе персональный фундаментальный процесс, в часто болезненном ходе которого происходит санация (избавление) популяций клеток органов и тканей от всего отжившего и не соответствующего “интересам” организма в данных условиях. Отбор на клеточном уровне обеспечивает не только наиболее высокий уровень адаптации такого организма к изменяющимся условиям. Еще важнее, что на этом жизнеутверждающем процессе держится истинная профилактика инфекционных и соматических болезней, в том числе и рака.
Сегодня, для тех, кто хочет это видеть, становится все яснее, что время, когда можно было безнаказанно применять обладающие высокой биологической активностью медикаменты, кануло в Лету. Понимание врачебного долга в современном цивилизованном обществе должно быть основано не столько на умении выписывать рецепты, сколько на аргументированно осознанном воздержании от применения лекарств там, где организм может справиться сам. Именно такой подход должен составлять наивысшую квалификационную характеристику современного биологически мыслящего врача. Только такой подход окажется в полном согласии с известным постулатом старой медицины, что побеждать природу можно, только подчиняясь ей.
Современная медицина не имеет права и дальше не вникать досконально в биологическую сущность и высокомерно проходить мимо того всем известного факта, когда в ходе инфекционного процесса организм, не адаптированный к каждому данному инфекционному агенту, превращается в адаптированный.
Современная биологическая наука утверждает, что результаты фенотипической адаптации (фиксированные в каждой данной клетке специфические соотношения репрессированных и дерепрессированных генов) как ответ клетки на действие факторов среды не наследуется по вертикали, то есть от родителей к детям. Это положение является аксиомой в современной биологии. Естественно, оно вполне правомерно распространено на человеческую популяцию. Однако современная медицинская наука особо не отмечает, а медицинская практика проходит мимо того, что на уровне имеющих некоторые различия (изменчивость) клеток популяции органов и тканей (фенотипические адаптации) передаются по горизонтали, то есть наследуются дочерними клетками.
Еще в начале прошлого века, когда родители сегодняшних пенсионеров были в детском возрасте, врачам приходилось сталкиваться главным образом с инфекционной патологией. Все другие болезни проявляли себя в несопоставимо меньшей степени. В те не такие уж и отдаленные времена врачи совершенно не знали столь многоликой сегодня аллергии. Мало волновала их гипертония, а инфаркт миокарда считался врачебным казусом, который выявлялся при патологоанатомическом вскрытии. Можно не сомневаться, что некоторые из известных сегодня болезней в том или ином варианте существовали и в те времена. Медики начала прошлого века знали диагноз “рак”, но и эта форма патологии встречалась достаточно редко. Так, по данным доклада Терри (Р. Зюсс и др., 1977), в 1900 году на долю рака в США приходилось 3,3% среди всех умерших. А в 1967 году — 20,9%. Важно отметить, что такой значительный скачок смертности от рака (более 600%) всего-то за менее чем 70 лет, вдвое перекрывает расчетную смертность от естественного прироста и постарения населения, которые по данным тех же авторов должны были быть в пределах 10,5%. Особую тревогу должен вызывать факт, что многие из известных сегодня болезней стали поражать более молодой возраст.
Современное цивилизованное общество потрясает смертность от сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний. В то же время в слаборазвитых странах, в соответствии с изложенными в работе положениями в отношении причин смертности, в наше время должна наблюдаться ситуация, сходная с уровнем смертности от этих же болезней, которая была в начале двадцатого века, для сегодняшних высокоразвитых стран. На чем основаны такие предположения?
В общем, развивающиеся страны по уровню врачебного, медикаментозного и санитарно-гигиенического обеспечения стоят несопоставимо ниже стран развитых. Следовательно, там почти в полной мере должен происходить естественный ход инфекционных болезней и, как следствие, естественный ход развития иммунной системы с самого раннего детства. А это значит, что в соответствии с представленными выше теоретическими выкладками, такая прошедшая естественные тренинги иммунная система должна обеспечивать повышенную стойкость по крайней мере к сердечно-сосудистым и онкологическим заболеваниям.
В “Большой медицинской энциклопедии” (изд. 3–е, том 23, стр. 447) в свое время я обнаружил сведения, которые оказались в полном соответствии с моими теоретическими построениями. Там была представлена информация о структуре смертности в государствах с различным уровнем развития. Некоторые из заитересовавших меня данных представлены в таб. 1.
Даже не очень углубленный анализ этой таблицы показывает, что в развивающихся странах, где медицина явно недостаточна, уровень смертности от инфекционных заболеваний высок, но, как и предсказывалось, уровень смертности от сердечно-сосудистых и онкологических болезней исключительно низок. В свою очередь, в высокоразвитых странах, где хорошая обеспеченность медициной, зафиксирован очень низкий уровень инфекционных и паразитарных болезней, но чрезвычайно высокая смертность от сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний. Самыми шокирующими для меня оказались итоговые данные этой таблицы, где общая смертность от этих болезней, например, в США, имеющих фантастические расходы на медицину, оказалась в ДВА (. ) раза выше, чем в слаборазвитой Гватемале.
Данные этой таблицы, переведенные мной в графики, делают эти сведения особенно наглядными (рис. 1).
Мне бы не хотелось, чтобы у читателей сложилось впечатление о моем приоритете в вопросах вредного влияния медикаментов на многие системы современного цивилизованного человечества. В этой связи я считаю необходимым отметить, что эти вопросы уже давно волнуют наиболее осторожных врачей. Вот только одна короткая выдержка из резюме к книге П.И. Шамарина и К.Н. Бендера с весьма многозначительным названием “Успехи и опасности лекарственного лечения” (1978): “Книга посвящена парадоксальному явлению современности: колоссальным достижениям лекарственного лечения и росту нежелательных побочных явлений и осложнений, связанных с лекарственным лечением”.
Я привел данные только одной книги, хотя с конца семидесятых годов их опубликовано горы. Но, к великому сожалению, официальная медицина оказалась не в состоянии адекватно отреагировать на сигналы назревающей катастрофы. Скажу больше: именно с этого времени ВОЗ стала отмечать чудовищный рост — каждые два года стали появляться ТРИ новые (!) инфекционные болезни, о чем говорилось в начале настоящей работы. Очень жаль, но и эти сигналы столь высокого медицинского учреждения оставили равнодушной официальную медицину. Не вдаваясь в размышления о правильности выбранной стратегии, аллопатическая медицина решила пойти по ранее выбранному, наиболее легкому и наиболее материально выгодному (для нее) тактическому пути. Она продолжила создание все более новых и более дорогих лекарств для лечения все более новых и новых болезней.
Еще со студенческих лет, штудируя инфекционные болезни, меня поражал тот казалось бы парадоксальный факт, что попадая в незащищенный организм, микробы “ждут”, иногда до двух и более недель (это так называемый инкубационный период), после чего начинает проявляться инфекционный процесс. И это при том, что совершенно фантастическая скорость размножения позволяет им при благоприятных условиях уже через 10–12 часов разрастись до многих сотен миллионов особей, что с неибежностью должно было бы погубить макроорганизм через один-два дня. Нет, микробы “ждут”(?!), когда организм наработает антитела и иммунные лимфоциты, и только после этого начинает формироваться болезненный процесс. Все встало на свои места после осмысления цитированного выше высказывания Гастона Рамона о том, что микробы убивают только неполноценные клетки организма хозяина, а также работ одного из ведущих патологов мира И.В. Давыдовского. Еще в публикациях 1962-1969 годов он утверждал, что болезненное состояние организма в ходе инфекционной болезни есть манифестация протекающего в организме сложнейшего и многостадийного процесса иммуногенеза, т.е. процесса формирования иммунитета к каждому данному инфекционному заболеванию.
А это значит, что клинические проявления каждой данной инфекционной болезни, то что современная медицина называет патогенезом, при естественном течении, будут определяться разными факторами. Важную роль играет количество предсуществовавших от рождения или сформировавшихся по закону изменчивости “околобазовых” клеток, фенотип которых оказался комплементарным (соответствующим) проникшему инфекционному агенту, Именно количество клеток, убитых данным микробным агентом и расцвечивает клиническую картину болезни от едва заметного недомогания до смертельного исхода. Естественно, в ходе болезненного процесса возникает необходимость отреагировать и на болезнетворный микроб, что проявляется формированием клеток нового фенотипа, адаптированных к данному инфекционному агенту. Безусловно, на инфекцию реагирует формированием клеток соответствующего фенотипа и подсистема лимфоидного иммунитета, создающая клетки, специфичность которых направлена на уничтожение проникших микробов. И подсистема фагоцитарного иммунитета, фагоциты которой убирают убитые микробами клетки и останки самих микробов. Вне всякого сомнения, этот естественный процесс, в ходе которого должна происходить интеграция клеток вновь возникших фенотипов в стабильную до того организацию отношений всех систем и подсистем целостного организма, не может не вносить свою существенную лепту в клиническое течение каждого данного инфекционного заболевания. Хочу напомнить, что поствакцинальный иммунитет не является гарантированно пожизненным. Связано это с тем, что для вакцинирования используются ослабленные или убитые микробы, обеспечивающие образование атител, но неспособные ликвидировать клетки-мишени. Последнее, а также относительно короткая жизнь таких антител, делает рецидив или хронизацию болезни неизбежными. Именно этот феномен и является тем базисом, на котором держится ставшая массовым явлением хронизация многих болезней современности и возможность для взрослых заболеть детскими болезнями.
Выше, ссылаясь на данные доклада Терри, я писал о смене причин смертности с начала прошлого века до его последней трети. С.Н. Румянцев в своей книге “Микробы. Эволюция. Иммунитет” (1984) приводит данные причин смертности за ХVII век: “…Cреди причин смертности людей инфекционные заболевания занимали ведущее место — 40–50%. От сердечно-сосудистых заболеваний умирало всего 4-6% населения. А доля злокачественных опухолей не достигала и 1%” (!). Хочу напомнить, что от сердечно-сосудистых заболеваний сегодня умирает каждый второй, а от рака каждый четвертый! Не имея ответа на столь радикальную смену причин смертности, аллопатическая медицина решила привлечь к объяснению этого катастрофического положения плохую (!?) наследственность, а появление новых инфекционных болезней и бесконечные эпидемии гриппа — высокую способность микробов к мутациям. Приведенные причины явно не стыкуются, так как не отвечают, почему наследственность цивилизованного человечества становится все хуже (число генетических болезней сейчас приближается к четырем тысячам). С другой стороны, медицина закрывает глаза на причины повышенной способности микробов к мутациям, ведь с “точки зрения” микробов, их наследственность становится все лучше! Эпидемиологически это выражается в том, что современное цивилизованное человечество тяжело и даже смертельно поражают микробы, которые в прежние времена вели себя тихо. Ведь даже бушевавшие когда-то оспа, холера или чума не приводили к стопроцентной смертности. А сейчас появился абсолютно смертельный ВИЧ!?
Скажу больше, углубленные исследования, проведенные под руководством доктора О’Брайена в Национальном институте рака, выявили, что устойчивость к ВИЧ (оказывается, существует и такое) обеспечивается за счет изменения одного из двух белков на поверхности макрофагов, которые вирус использует для проникновения внутрь этих клеток. Наследование измененного (мутировавшего) гена от обоих родителей делает устойчивость к ВИЧ абсолютной (!). Поиски ответов на этот феномен привели к удивительному результату. Оказалось, что между границами ареалов бушевавшей в середине ХIV века в Европе черной смерти (бубонная чума) и устойчивости к “чуме ХХ века”, ВИЧ, имеется достаточно достоверная корреляция. А это значит, что переболевшие чумой предки приобрели новый признак — измененный ген, который оказался “не по зубам” ВИЧ. И вот уже в течение шести столетий этот признак наследуется чередой более 25 поколений! Несомненно, здесь речь идет о вновь возникшем полноценном конституциональном иммунитете, так как он передается по наследству. Выше я уже отмечал, что естественным образом переболевшие детскими болезнями приобретают пожизненный иммунитет к ним. Там же дано объяснение этому феномену, поскольку возбудители этих болезней уничтожают клетки-мишени. Но к чему весь этот разговор о детских болезнях? Уверен, что старшее поколение помнит тот вселенский ужас, когда в конце 50–х и начале 60–х годов появились данные о распространении эпидемии полиомиелита, очень тяжелого вирусного заболевания, поражающего детей, которое здорового ребенка могло привести к тяжелой пожизненной инвалидности, а то и убить. По данным капитального труда О.В. Барояна “Итоги полувековой борьбы с инфекциями в СССР” (1968), первые достаточно редкие случаи полиомиелита были выявлены в 1937 году. Наиболее высокого уровня индекс поражаемости полиомиелитом достиг в 1958 году (10,5 на 100 000 населения). После чего, в результате поголовной иммунизации восприимчивой части населения, ко второй половине 60–х годов прошлого века болезнь сошла на нет. Безусловно, победа над полиомиелитом побуждает человечество снять шляпу перед достижением медицинской науки. Но, как говорил великий физиолог акад. И.П. Павлов, после того, как шляпа вновь окажется на голове, следует серьезно осмыслить значение этого факта. Дело в том, что в труде, на который была ссылка выше, данные о поражаемости полиомиелитом с 1913 по 1936 гг. начисто отсутствуют. Хотя данные по заболеваемости другими детскими инфекциями (скарлатина, дифтерия и корь) представлены достаточно полно. Это говорит о том, что заболеваемость полиомиелитом до 1937 года либо отсутствовала вовсе, либо была столь мизерной, что не вызывала особой тревоги среди населения и медиков. Вопросы причинности отсутствия данных о полиомиелите в книге не поднимаются и остаются “за кадром”, хотя этот факт требует самого серьезного анализа. Проведенные исследования показали, что все взрослое население того периода (до 1957 г.) имело антитела против вируса полиомиелита, хотя болезнь, как таковая зафиксирована не была. Но это означает, что все взрослое население еще в раннем детстве имело поголовный контакт с вирусом полиомиелита без каких-либо клинических проявлений. По моиму мнению, это связано с тем, что к возрасту, когда этот вирус мог наиболее эффективно проявить свое повреждающее действие, клетки-мишени вируса полиомиелита там отсутствовали, так как такие клетки были удалены в ходе предшествовавших, протекавших естественным образом детских болезней (корь, скарлатина, дифтерия и др.). Либо в ходе этих болезней иммунная система получала столь действенный стимул, что могла проявить свою компетентность и против вируса полиомиелита. Ведь это же факт, что вирус полиомиелита резко “высунулся” на фоне высокой вакцинной профилактики детских инфекций, что одозначно следует из данных монографии О.В. Барояна. Там, где иммунная система не получала полноценный стимул, открывались ворота для полиомиелита…
С момента зачатия плод растет и развивается во чреве матери, которая поставляет ему все необходимое и ограждает от контакта с микрофлорой внешней среды. Сразу после появления на свет происходит резкая смена условий существования. Прежде всего на новорожденного обрушивается лавина разнообразных микроорганизмов. Многие из сформировавшихся в материнском чреве фенотипов клеток оказываются ненужными в новых условиях. В то же время возникает жизненная необходимость в формировании вариантов (фенотипов) клеток, способных обеспечить жизнедеятельность организма в новых условиях. Клинически ход этих многоплановых, в своей основе адаптивно направленных процессов проявляет себя в болезнях новорожденных Не все могут выдержать такое испытание на прочность. В странах третьего мира, где медицина явно недостаточна, смертность, например, в Сьерра-Леоне может достигать до 166 на каждую тысячу родившихся живыми. В высокоразвитых странах, например, в Японии, такой естественный отбор на уровне целостного организма ограничен четырьмя детьми на каждую тысячу родившихся живыми.
Несомненно, свой счет в качестве факторов отбора на уровне клеточных популяций, а то и на уровне организма, предъявляет и целый ряд детских инфекционных болезней, в определенное время вступающих в “свои права” в развивающихся странах. В отличие от последних, в развитых странах детские и инфекционные болезни взрослых проявляют себя в значительно более ограниченной степени, что связано со всеобщей плановой вакцинацией против них и высоким уровнем санитарии и гигиены. В условиях отсутствия или резкого ограничения таких болезней, естественно, отсутствуют или резко ограниченно действуют механизмы естественного отбора. То, что они отсутствуют на уровне целостного организма, это замечательно. Но то, что они не срабатывают и на уровне клеточных популяций, чревато большими проблемами в предстоящей жизни.
Выше было сказано, что под действием разных факторов на базе изменчивости в каждом нормальном организме в каждый данный момент существуют около 10 млн клеток с измененным фенотипом. Этот феномен имеет свое отражение и в клеточном составе иммунной системы. В отличие от базовых клеток, клеточный фон, возникший на основе изменчивости, не является постоянным. Естественный отбор, в том числе и с участием иммунной системы, осуществляет постоянную санацию организма при каждой смене факторов среды. С другой стороны, уровень активности иммунной системы напрямую зависит от наличия естественных и полноценных ее контактов с чужеродной (микробы внешней среды) и изменившейся собственной генетической информацией (клетки с измененным фенотипом). В плане сказанного, естественный ход инфекционного процесса, кроме прямой стимуляции иммунной системы, в определенной степени изменяет условия внутренней среды, что предъявляет повышенные требования к клеточным популяциям органов и тканей всего организма. В этом случае все, что не соответствует новым условиям, гибнет. Организм избавляется от большинства клеток, появившихся на базе изменчивости. Но погибшие клетки генетически стоят очень близко к основным. Удаляя останки таких клеток, иммунная система получает специфический стимул, что способствует очередному повышению ее компетентности не только против инфекционных агентов, но и в отношении более строгого контроля за генетическим постоянством клеточного состава переболевшего организма.
Возведенный в абсолют принцип заместительной (аллопатической) медицины останавливает многоплановый процесс адаптации цивилизованного человечества к миру микроорганизмов. Фактически, речь идет об остановке дальнейшей эволюции человека. И это при том, что тот же самый принцип — использование антимикробных лекарств в ходе борьбы за выживание — резко ускоряет эволюционные процессы среди микроорганизмов. Именно за счет ускорения мутационных процессов мы и имеем три новые инфекционные болезни каждые два года и ставшие ежегодными эпидемии гриппа. Надо ли особо пояснять, что эта дорога ведет в никуда?
Сейчас проводятся активные исследования по внедрению принципов заместительной терапии при лечении генетических болезней, число которых подозрительно быстро растет. А ведь медикаментозное ослабление иммунной системы не может не иметь самое прямое отношение к этому надвигающемуся бедствию. Несомненно, там, где это работает, врачи в первую очередь получают запланированный эффект, совсем не задумываясь о неизбежности эффектов второй и третьей очереди. А так как результат генетической терапии не наследуется по вертикали (от родителей к детям), то речь идет о грядущей стимуляции рождаемости детей с наследственными генетическими болезнями. Конечно, комерческая медицина от этого только выиграет. Но без специальных законодательных мер (например, запрещения близкородственных браков) последствия широкого распространения генетических болезней неизбежно окажутся катастрофическими. И это не все. Следует учесть, что стоимость лечения таких болезней из-за их сложности и трудоемкости возрастет как минимум на порядок.
Значит ли все это, что следует отказаться от аллопатической доктрины? Ни в коем случае! При наличии сниженных функций некоторых систем организма, я не вижу какой-либо иной возможности успешно бороться за жизнь больного в острых угрожающих состояниях, например, при очень высоком артериальном давлении или при угрожающем течении инфекционных болезней. Аллопатические принципы могут сыграть большую роль и при лечении (к сожалению) широко распространенных хронических инфекционных и неинфекционных болезней, например, диабета и др. Если же в сконцентрированном виде сформулировать мое отношение к аллопатическим принципам, то при наличии угрожающего течения болезненного процесса, в этих принципах я вижу МЕДИЦИНУ НЕОТЛОЖНОЙ ПОМОЩИ. В такой ситуации медицина просто не имеет права проявлять беспокойство о возможных будущих осложнениях, так как надо спасать больного прямо сейчас!
Что же касается гомеопатической доктрины, то в ней можно увидеть высокую биологическую целесообразность, которая покоится на заложенной в ней возможности значительного направленного укрепления системы, подвергаемой воздействию, за счет ее планомерного тренинга “малыми дозами”.
Естественная эволюция любого организма не имеет обратного хода. Этот процесс всегда направлен в сторону соответствия данным условиям. Если на организм воздействуют микробы, то при естественном течении инфекционного процесса формируются механизмы иммунной защиты к каждой их разновидности .
На формирование и работу таких механизмов неизбежно расходуется энергия и материя. С другой стороны, когда применяют противомикробные лекарства, организм может использовать нерастраченные энергию и материю для других целей, например, формируются раковые клетки при появлении канцерогенов… Уверен, что при наличии медикаментозно зависимого феномена сохранения материи и энергии, организм “счел возможным” приспособить их для увеличения массы тела, что проявилось в феноменах акселерации и ожирения, широко заявляющих о себе во всех развитых странах.
Выше уже говорилось, что ранняя антибактериальная подмена физиологических функций лимфоидного подотдела иммунной системы сохраняет инфантильность новорожденного. Кроме этого, современный цивилизованный человек уже много поколений питается вареной (стерильной) пищей, пьет кипяченую (стерильную) воду. Перед едой моет антибактериальным мылом руки И перед употреблением моет овощи и фрукты. Фактически весь стиль жизни цивилизованного человека направлен на максимальное ограничение контактов с окружающей его микрофлорой. В такой ситуации его иммунная система оказывается в значительной степени невостребованной. Я уже говорил, что абсолютная невостребованность иммунной системы у гнотобионтов непременно приводит их к гибели от обычной, даже непатогенной микрофлоы окружающей среды. Эти факты совершенно однозначно доказали (в условиях эксперимента на животных), что жить в условиях микробного окружения, не имея механизмов взаимодействия с ними, абсолютно невозможно.
В основе существования, сохранения и эволюции жизни, по моему мнению, лежит фундаментальный принцип Ле-Шателье * , суть которого применительно к живой материи есть адаптация.
То, что на Западе называют ВИЧ (вирус иммунодефицита человека), на нашей Родине обозначается как СПИД (синдром приобретенного иммунодефицита).
Это разные названия одной и той же заразной болезни. Болезнь начинает развиваться при попадании вируса в кровь новой жертвы. Известно, что сам вирус непосредственно не убивает. Он действует разрушающе на лимфоцитарный подотдел иммунной системы, что делает такой организм совершенно беззащитным.
ВИЧ-инфицированный человек, на завершающей стадии болезни ведет себя как экспериментальный гнотобионт — он гибнет от обычной окружающей его микрофлоры, которую нормальный в иммунологическом смысле человек просто не замечает. Фактически, все гнотобионты по клиническому течению являются носителями СПИДа. Но поскольку его возникновение у них связано с безмикробными (!) условиями содержания, а не с вирусным инфицированием, то этот вариант СПИДа не является заразным. Непосредственные причины смерти ВИЧ-инфицированных и гнотобионтов идентичны, они гибнут из-за неспособности противостоять обычной (непатогенной) микрофлоре. Экспериментально установленный факт возможности формировать генерализованную дефектность лимфоидного подотдела иммунной системы, то есть СПИДа, простой изоляцией от микробов внешней среды прямо показывает, к чему приводит отлучение иммунной системы от предназначенных ей природой контактов с разнообразной микрофлорой окружающей среды. Если же перевести этот обезоруживающий эффект на современный медицинский язык, то сверх всякой меры избыточная медикаментозная активность аллопатической медицины несет прямую ответственность за нарастающее распространение среди населения цивилизованных стран безвирусного СПИДа. Именно этот незаразный вариант СПИДа и обеспечивает питательную среду, на которой цветет этот дьявольский букет болезней медицинского “прогресса”.
Можно бесконечно удивляться зашоренности официальной медицины аллопатической доктриной. Ведь прямо на ее глазах микробы, несопоставимо более примитивные живые существа, располагающие только (!) конституциональным иммунитетом, на базе естественного отбора в конечном счете становятся еще сильней и опасней для человека от всего изощренного разнообразия придуманных медициной антимикробных ядов (лекарств). А сам цивилизованный человек, казалось бы наизащищенный не только конституциональным и фагоцитарным, но и лимфоидным видами иммунитета, под воздействием тех же лекарств становится все слабее!
В таких тяжелейших обстоятельствах давно пора остановиться и поразмыслить: а все ли правильно делает аллопатическая медицина?
Уверен: очень многие помнят имя популярного кардиохирурга и писателя Николая Амосова. Вот его публичное заявление, весьма многозначительно озаглавленное: “Бойтесь попасть в плен к врачам” (“Аргументы и факты” № 30, 1998): “Одних медицина спасает, а другим (большинству!) укорачивает жизнь. Звучит парадоксально, но это так. На мой взгляд, лечебная медицина спасает жизнь единицам, десятки других детренирует, делает бессильными перед болезнями” (выделено мной — Е.М.).
В 1986 году, еще до того, как ВОЗ констатировала, что за 20 лет появилось 30 новых инфекционных болезней, акад. О.В. Бароян писал: “В наши дни заметно растет число заболеваний, вызываемых именно условно-патогенными микроорганизмами. Это результат, в частности, широкого применения антибиотиков, которые нарушили естественный баланс микробных ассоциаций и, изменив иммунологический статус, привели в движение армию условно-патогенных микроорганизмов”. И далее он задает сакраментальный вопрос: “До конца ли выверено все то, что делается ныне для профилактики заразных болезней?”. Считаю своим долгом напомнить, что эти слова принадлежали главному эпидемиологу СССР, помощнику генерального директора ВОЗ, члену ряда академий мира! И что же? А ничего! Дело в том, что коммерческую медицину, по вполне понятным причинам, вполне устраивает такое положение вещей, когда население развитых стран “все больше попадает в плен к врачам”. И проявлять повышенную активность в этом деле, рассчитывая, что они с энтузиазмом будут стараться изменить сложившуюся ситуацию, весьма наивно.
Мудрая природа методом проб и ошибок, тысячелетиями отбирая все самое лучшее, заложила в человека конституциональную и фагоцитарную ветви иммунитета. Все обладатели этих фундаментальных видов сопротивляемости становятся недоступными для определенных вариантов чужеродной и изменившейся собственной генетической информации. Конечно, контакт с прежде не встречавшимися микробами, в том числе и с генетическими мутантами, если в организме имеются клетки-мишени, не предохраняет от инфекционного заболевания. Но для этих случаев природа и снабдила человека наследуемой способностью — в ответ на внедрение “незнакомых” микроорганизмов формировать специфический вариант лимфоидной ветви иммунитета. Этот вариант сопротивляемости каждый раз заново формируется при первой встрече с новым инфекционным агентом. Как уже говорилось выше, именно ход этого многопланового и многостадийного процесса иммуногенеза и проявляет себя в специфике клинического течения каждого данного инфекционного заболевания. Из сказанного здесь следует, что медикаментозное вмешательство в естественный ход этого физиологического (для иммунной системы) процесса может быть оправдано только наличием реальной угрозы его осложнений. Вне такой угрозы инфекционный процесс следует рассматривать в качестве естественной вакцинации против предсуществовавшего иммунодефицита данной специфичности. Сформировавшийся иммунитет является ярчайшей манифестацией физиологической направленности этого чудесного действа!
В монографии В. Варламова “Рожденные звездами” (1977) я натолкнулся на заинтересовавшие меня графики (рис. 2), отражающие смертность по возрастам с интервалом в 111 лет. Представленные кривые показывают, что в 1841 г., когда уровень медицины был несопоставимо ниже современного, практически все инфекционные болезни протекали естественным образом и детская смертность была достаточно высокой. Но все, перешагнувшие 9-10-летний возраст, обладали выраженной жизненной стойкостью. Кривая смертности незначительно возрастает к пятидесяти годам, плавно достигая предела около 70 лет, и далее плавно сходит на нет.
Кривая 1952 года демонстрирует, что эффективная медицина сумела медикаментозно скомпенсировать имевшиеся иммунодефициты новорожденных, что снизило детскую смертность. Однако уже на пороге сорокалетнего возраста она начинает активное движение вверх , значительно перекрывая другую кривую.
Анализ сопоставляемых кривых показывает, что медицинское вмешательство, снижая раннюю детскую смертность, по причинам, изложенным выше, фактически перемещает ее на более зрелый возраст с весьмя существенным избытком. Этот избыток имеет конкретное процентное выражение, хорошо показанное в таб. 1 (см. выше). В графе “итого” видно, что, например, в Швеции в 1980 г. общая смертность составляла 77,2%, а в слаборазвитой Гватемале была более чем в два раза ниже — 36,2%!
Я опускаю горестный вопрос: что лучше, когда умирает младенец или личность, уже имеющая высокие творческие возможности. Безусловно, ужасно и то, и другое. Просто в такой тяжелейшей ситуации следует учитывать, что в первом случае молодые родители еще могут заполнить возникшую пустоту. Но во втором, если это был единственный ребенок, такая потеря становится невосполнимой!
Исторически сложилось так, что медицина сделала ставку на наиболее легкую для понимания, получившую всеобщее признание и ставшую официальной аллопатическую доктрину, базирующуюся на медикаментозной подмене, сниженных по тем или иным причинам функций, главным образом иммунной системы. Медицинская наука употребила всю свою интеллектуальную финансовую и техническую мощь на углубленную разработку этого на первых порах отлично работавшего принципа. Действительные достижения аллопатической медицины привели к столь выраженному “головокружению от успехов”, что официальная медицина сочла возможным проигнорировать основу жизни — имевшиеся механизмы, обеспечивающие самонастройку и самосовершенствование любой живой системы. Прогрессивное ослабление этих механизмов и есть тот стратегический просчет, который и обеспечил появление чертова букета болезней медицинского “прогресса”. По-видимому, тактически обращение к аллопатической доктрине в тот период было вполне оправдано. Однако будучи возведенным в абсолют, этот принцип стал непреодолимым препятствием и перекрыл “кислород” другим теоретическим подходам…
Но прошлое не вернешь, будущее же в наших руках. И это следует понимать буквально, ибо низвергнув гомеопатические принципы и через возведенную в абсолют аллопатическую доктрину, противопоставив себя природе, добросовестно заблуждавшаяся официальная медицина уже грешна в формировании многочисленных иммунодефицитов, заложивших фундамент болезней медицинского “прогресса”. Вместо одной существовавшей раньше чумы, сегодня, учитывая массовость поражения, чумой называют сердечно-сосудистые заболевания, аллергию, стафилококковые инфекции, ВИЧ и др. Но это не все. Учитывая официальное признание вирусной теории рака, я предсказываю, что после некоторого периода выжидания, в течение которого у цивилизованного человечества будет еще более снижаться компетентность иммунной системы, наступит “звездный час” для онковирусов, когда рак станет заразной болезнью. Возникнет еще одна чума — ИНФЕКЦИОННАЯ ОНКОЛОГИЯ. Будет ли и имеет ли право официальная медицина спокойно ждать прихода этого всенародного бедствия или начнет уже сейчас принимать экстренные меры по усилению ослабленной иммунной системы, вот в чем вопрос! Во всяком случае, тогда уже о добросовестном заблуждении медицины говорить не придется.
Выше я уже отмечал, что по данным ВОЗ, каждые два года появляются 3 новые инфекционные болезни. А это значит, что к 2020 году должно появиться еще более 20 новых болезней, от которых также будут умирать люди. Можно ли сомневаться в том, что эти смертельные факторы неизбежно и весьма существенно скажутся отрицательно на показателях средней продолжительности жизни? Уже, когда работа была близка к окончанию, в одной из местных газет мне на глаза попалась заметка “Выросла смертность среди новорожденных”, в которой написано, что согласно последним данным Центра по контролю и предотвращению заболеваний (CDC), смертность среди младенцев выросла с 6,8 на 1000 новрожденных в 2001 году до 7,0 в 2002 году.
Уверен, что большинство моих опонентов (а некоторые и с возмущением) будут интерпретировать выдвигаемые мной положения как призыв к отказу от антибиотиков, вакцин, лечебных сывороток и других лекарственных препаратов. Хочу сразу отмести подобные обвинения. Нет, я не зову назад в пещеры, Я стою на позициях старой врачебной школы — лечить надо не болезнь, а больного. А это значит, что при одном и том же диагнозе, например, “грипп”, некоторых надо лечить, используя весь арсенал предназначенных для этого средств, включая и антибиотики. Подавляющему же большинству больных можно порекомендовать обильное питье и покой. То же относится и к большей части других инфекционных заболеваний, по существу демонстрирующих ход процесса иммуногенеза. Естественно, все, что было сказано выше, не относится к тяжело протекающим или особо опасным инфекциям, таким, как чума, холера или оспа.
Речь здесь идет о том, что современная медицина к тому, что уже известно, должна (просто обязана!) разработать чувствительные тесты, позволяющие выделить ту мизерную часть населения, которая может не просто заболеть, а реально заболеть тяжело. Именно к такой группе и относится все, сказанное выше… Что же касается основной массы населения развитых стран, то при отсутствии угрозы им следует настойчиво порекомендовать пройти полный цикл болезненного процесса, обеспечивая их ясной информацией о формировании иммунитета к каждой данной инфекционной болезни. Только такой подход поможет восстановить ослабленную иммунную систему.
Смысл настоящей работы я вижу в том, чтобы побудить осознание необходимости переоценки некоторых фундаментальных положений теории и практики аллопатической медицины. Прямым сигналом к этому следует признать нарастание в ней парадоксов и противоречий. Уходить от этого непростого разговора не следует, ведь периодическая переоценка ценностей это вечный двигатель прогресса любой науки. Прогресс НАУЧНОЙ медицины тем более важен, что в нем кровно заинтересовано все человечество.
Исходя из клятвы Гиппократа, современная медицина просто обязана постоянно соизмерять свои действия, чтобы лечение не оказалось страшней болезни. А ведь именно об этом идет разговор по ходу настоящей работы.
Я понимаю, что в одночасье принять мою концепцию непросто, особенно людям со студенческих лет обремененным знаниями, заложенными в них официальной медицинской наукой, которые в течение многих лет были подтверждены собственной практической деятельностью. Однако в поисках ответов на поставленные выше вопросы, следует помнить, что отмеченные мной парадоксы и противоречия могут иметь вполне удовлетворительную трактовку при взгляде на них через призму иммунодефицитов, не без участия аллопатической медицины в массовых масштабах формируемых в современном цивилизованном обществе. Именно наличие дефектов в иммунной системе не только создает тот фундамент, на котором держатся болезни медицинского “прогресса”, но и превращает их в ЗАКОНОМЕРНОЕ ЯВЛЕНИЕ!
Тревожность положения в медицинской науке и практике уже давно волнует врачей, наделенных чувством повышенной гражданской ответственности. На это многократно указывал в своих работах выдающийся патолог акад. И.В. Давыдовский. Еще в 1962 г. им была опубликована вызвавшая ожесточенные споры монография “Проблемы причинности в медицине (этиология)”. Это он увидел в инфекционной болезни адаптационный процесс. Те же вопросы были подняты и в его посмертной публикации “Философские вопросы патологии” (1969). H. Schipperges еще в 1976 г. говорил о “кризисе медикаментозной терапии и о распутьи, у которого оказалась медицина”. Довольно мрачно высказался о медицине F.R. Paturi в 1980 г: “…Врачевание вообще является той областью, в которой еще не рождались великие проекты… кропотливая работа над частностями мешала врачам и фармацевтам за деревьями увидеть лес”. И уж совсем обвально звучит название вышедшей в 1975 г. книги R. J. Carlson — “Конец медицины” (цит. по Н.В. Эльштейну, 1983).
Врачи просто обязаны совершенно однозначно усвоить, что наследственность связана не только с прошлым. Ее обремененное бесчисленными медикаментозными воздействиями настоящее безусловно имеет прямой выход на будущее homo sapiens, действительную разумность которого, судя по варварскому загрязнению не только внешней, но и своей внутренней среды, еще предстоит доказывать и доказывать. Председатель секции “Экология человека” акад. Ф.П. Казначеев в 1980 г. приводил такие сведения: во Франции употребляется 400 тонн лекарств ежесуточно, что составляет 10 грамм на человека, и это не может не стимулировать “нарастание хронических процессов инфекционной природы, генетических заболеваний, аллергий и др.”, что является оборотной стороной широкого внедрения вакцин, сульфаниламидов, антибиотиков и др. Находясь на постоянном медикаментозном обеспечении, организм вырастает этаким иммунологическим недорослем, отвыкает сам бороться с болезнями. Здесь я не могу промолчать: упомянутые “10 грамм лекарств в день” вынуждают организм перерабатывать 3 кг 650 гр медикаментозной химии ежегодно! Но это, в свою очередь, оборачивается более чем 182 кг только за 50 лет жизни!
После всего сказанного, мне бы хотелось вернуться к заголовку настоящей работы. Я отдаю себе отчет, что для многих, особенно медиков он может звучать шокирующе. Но как иначе можно расшевелить этого комерческого монстра, выражаясь словами Н. Амосова, “держащего в плену” цивилизованное человечество? Я обвиняю аллопатическую медицину в том, что, как теперь становится ясно, своими не до конца выверенными действиями — широко применяя антимикробные препараты — она, с одной стороны, прогрессивно ослабляет иммунную систему цивилизованного человечества, а с другой — усиливает жизнестойкость и вредоносность (патогенность) окружающего его микробного мира. Я ОБВИНЯЮ СОВРЕМЕННУЮ АЛЛОПАТИЧЕСКУЮ МЕДИЦИНУ В НАРУШЕНИИ КЛЯТВЫ ГИППОКРАТА!
Что же нового привносят развиваемые в настоящей работе положения?
- Обосновываются и уточняются показания к использованию аллопатических и гомеопатических принципов терапии для лечения и предупреждения инфекционных и соматических болезней.
- Формулируется удовлетворительный ответ на вопрос о месте инфекционной болезни в индивидуальном развитии (онтогенезе) любого организма.
- На базе естественного отбора, осуществляемого микрофлорой данной специфичности в ткани-мишени и направляемой микробами стимуляции фагоцитарного и лимфоидного иммунитетов, дается вполне удовлетворительное толкование феноменов усиления специфической и неспецифической сопротивляемости организма.
- Обосновываются отрицательные эффекты расширенного использования антибиотиков, что приводит, наряду с сохранением клеток-мишеней каждого данного инфекционного агента, также и к отмене естественного тренинга фогоцитарного и лимфоцитарного иммунитетов.
- Показывается, что внедрение во внутреннюю среду организма бесчисленных молекул химических веществ медикаментозного генеза осуществляет выбраковку (отбор) не соответствующих этим веществам клеток и селекцию им соответствующих. И это при том, что вновь сформировавшиеся клетки совсем не обязательно находятся в соответствии с функциональным назначением данной ткани или органа
- Плодотворность отстаиваемой в настояшей работе концепции следует из неизбежности становления многих направлений будущих медико-биологических исследований, конечная цель которых обеспечить возможность выживания не за счет лекарств, а главным образом за счет вновь приобретенной естественной устойчивости
Анализ изложенных выше пунктов позволяет построить вполне удовлетоворительно работающую схему, когда, с одной стороны, возникают благоприятные условия для формирования клеток с иными фенотипами, а с другой — детренированная и потому ослабленная иммунная система оказывается не в состоянии выявить и уничтожить клетки, фенотип которых противоречит жизненным интересам организма. Именно эта показанная в работе противоестественная направленность естественного отбора в популяциях клеток-мишеней каждого данного медикамента и является одним из главных факторов, обеспечивающих закладку (по Р. Вирхову) клеточного базиса множества болезней медицинского “прогресса”, в том числе и генетических.
В этой работе намечены направления, развитие которых поможет начать уменьшать численность безвирусных носителей СПИД на основе гомеопатических тренингов, используя микродозы специфических антигенов. Но это невозможно сделать в одночасье. Грамотное решение такой стратегической задачи требует включения предмета “ГОМЕОПАТИЯ” в программы медицинских ВУЗов страны. Ибо только врач, одинаково хорошо ориентированный в возможностях обеих доктрин, может быть избавлен от перекосов в ту или иную сторону.
Именно поэтому приоритетными направлениями медицины XXI века должны стать:
- Разработка персонифицированного прогноза исхода каждого данного заболевания, что и должно диктовать выбор адекватного способа врачевания.
- Персональное выявление специфичностей иммунодефицитов для осуществления последующих иммуногенезов через контролируемую болезнь или вакцинацию, что только и может освободить население цивилизованных стран от бремени носительства безвирусных СПИДов, гарантирующих возникновение соответствующих им болезней.
Завершая работу, я обращаюсь к моим оппонентам, на реакцию которых очень рассчитываю. Учитывая серьезность поднятых в работе вопросов, убедительно прошу поменьше расплывчатости в виде “маловероятно”, “сомнительно” и т.п. Если вы сочтете выдвигаемые мной положения ошибочными, то мне бы хотелось услышать не только деловую критику, но и альтернативную трактовку рассматриваемых вопросов и моей интерпретации ответов на них. Я вовсе не считаю выдвигаемые мной положения истиной в последней инстанции. Буду вполне удовлетворен, если работа окажется реальным стимулом движения к ней.
* Принцип Ле-Шателье: если на систему, в том числе и живую, находящуюся в состоянии устойчивого равновесия, оказывается внешнее воздействие, то равновесие смещается в том направлении, в котором эффект воздействия ослабляется. В 1982 г. в ВИНИТИ через систему депонирования была опубликована моя монография (Е. Ш. Магарилл “Принцип Ле-Шателье как обобщенный детерминатор зпигенетической изменчивости и рак”). В США с монографией можно ознакомиться в Библиотеке конгресса.
источник